Жилищное строительство Москвы послевоенного десятилетия

Объем жилищного строительства в Москве динамично нарастал после завершения войны — в 1946 г. построены дома с жилой площадью 122 тыс. кв. м, в 1951 г. — 735 тыс., а в 1953 г. — 812 тыс. Однако и этого было недостаточно для того, чтобы снять остроту положения с жильем. Возможности же традиционных методов были практически исчерпаны. Нужно было решительно повышать производительность труда на стройках, вводя в строительное производство индустриальные методы. Другого пути не было.

Первым опытом использования методов стандартизации и применения в широком масштабе сборных конструкций стал жилой массив в районе Песчаных улиц, строительство которого было начато в 1948 г. Здесь на территории около 300 га построено около 400 тыс. кв. м жилой площади. Застройка всего массива велась как единый, четко планируемый производственный процесс.

Генеральный план разработал архитектор П. Помазанов. Главным стержнем массива стали Новопесчаная (ныне Вальтера Ульбрихта) улица и продолжающая ее 1-я Хорошевская (ныне Куусинена) улица; через них массив соединяется с Ленинградским проспектом и Хорошевским шоссе. Территория складывается из небольших кварталов, расчлененных на группы домов, образующие замкнутые дворики. Застройка улиц довольно монотонна.

В первой очереди строительства возводились типовые четырехэтажные дома (архитекторы В. Андреев, В. Сергеев и другие) из неоштукатуренного силикатного кирпича с бетонными декоративными деталями заводского изготовления. Для второй очереди строительства были приняты дома в 6—8 этажей, позволявшие более эффективно использовать территорию (архитекторы 3. Розенфельд, Н. Швец, А. Болонов). При этом детали, которые были спроектированы и производились для четырехэтажных домов, без изменений использовали и для новых, более крупных построек, что привело к размельченности их композиции и несоответствию между объемом здания и его деталями. Часть домов, которая строилась позже, получила облицовку керамическими плитами. Однако измельченность композиции фасадов была унаследована и этим вариантом построек.

Даже та неполная унификация схем планировки, конструкций и архитектурных деталей домов, которая использовалась при строительстве Песчаных улиц, дала ощутимый экономический эффект и позволила намного сократить сроки возведения зданий. Но стандартизация не была здесь осознана как новая закономерность формообразования, требующая новых форм, новых приемов композиции. К ее требованиям приспосабливали традиционный тип композиции и традиционный декор, идущий от методов ручной обработки камня, а не от методов массового механизированного производства. Результатом была обедненность и вынужденная скованность архитектурных решений, в которых назойливое повторение деталей, уникальных по своей природе, рождает ощущение скучного однообразия.

В 1950 г. начата застройки юго-западного района, крупнейшего массива, намеченного генпланом 1935 г. Проектированием его руководил архитектор А. Власов. Освоение территории велось по сторонам Калужского шоссе (ныне часть Ленинского проспекта), ставшего пространственным стержнем новой крупной части города.

Район начинался от площади Калужской заставы (ныне площадь Гагарина) за Окружной железной дорогой. Еще до того, как широко развернулось его строительство, была возведена полуциркульная часть площади перед железнодорожной выемкой. Ее проект разработали еще в 1939 г ленинградские архитекторы Е Левинсон и И. Фомин. Выход проспекта на площадь обрамлен башнями, от которых симметричными крыльями расходятся восьмиэтажные корпуса При осуществлении сдержанность первоначального проекта была отброшена, здания получили обильный лепной декор, множество объемных скульптур, декоративные портики на башнях. Проектирование корпуса по левую сторону магистрали было передано архитектору А. Аркину, который по-своему трансформировал общую схему. Нарушения симметрии в пределах подчеркнуто симметричного пространственного решения рождают беспокоящее ощущение неуравновешенности целого и подчеркивают избы точность декоративных наслоений (особенно неприятно различие силуэтов башен).

За чертой Окружной железной дороги застройка юго-запада не была затронута увлечением декоративностью. Ее проектировали в мастерской А. Власова архитекторы Я. Белопольский, Д. Бурдин, М. Лисициан, Б. Мезенцев, Л. Павлов, Е. Стамо и другие. Весь массив получил единый планировочный масштаб и единый характер архитектуры. Большие кварталы складываются из застроенных по периметру жилых групп; хорошо озелененные дворы соразмерны обрамляющим их 8—9-этажным корпусам. Крупности членения пространства отвечает лаконичная четкость композиции домов с их протяженными фасадами, где на фоне равномерной сетки окон выделяются сильные акценты, образуемые многоярусными лоджиями. Крупные величины корпусов и пространств между ними, равномерно распространенные на обширной территории, утомляют, как и неизменная симметричность жилых групп. Однако по мере того, как обживались кварталы, появлялась архитектура малых форм, разрасталась зелень, этот недостаток был ослаблен.

К 1957 г. на юго-западе столицы было построено около 800 тыс. кв м жилой площади. По сути дела, вырастал новый город, обладающий четкой структурой и определенным характером. В этом характере были сконцентрированы черты многих московских новостроек. И район, при всей своей законченности, не обособился в нечто, чуждое духу Москвы. Силуэт новых корпусов МГУ стал вехой, связывающей его со старыми частями города.

В первое послевоенное десятилетие продолжалась и реконструкция магистралей, где жилые дома возводились по индивидуальным проектам. Именно эта часть жилищной архитектуры воспринималась как наиболее значимая для профессиональной репутации, ей отдавали свои силы маститые зодчие, ее прежде всего обсуждала критика — в конечном счете она и определяла направленность исканий в архитектуре жилища. Среди таких престижных построек высоким мастерством архитектуры отмечены три дома, спроектированные И. Жолтовским.

Первый был завершен в 1949 г. на Большой Калужской улице (ныне Ленинский проспект, 11). Его восьмиэтажная пластина спокойна и торжественна. Крупный, тонко прорисованный венчающий карниз — основная тема композиции. Строго продуманы соотношения частей плоского фасада, расчлененного горизонтальными тягами. На гладкой плоскости, объединяющей три верхних этажа, выделяются декоративные вставки, образующие крупный ритм. Нижние этажи имеют руст, имитирующий кладку из крупных блоков камня. Впечатление тяжести низа и облегченности кверху, создаваемое системой членений и обработкой поверхности стены, усилено цветом, насыщенным и плотным на рустах, высветленным на верхней части фасада.

Достигнуто, казалось, невозможное — на стене многоэтажного кирпичного дома с его равномерной сеткой окон воспроизведена композиционная система фасада ренессансного дворца со всей сложностью ее пропорциональных отношений и тонкостями тектоники. При этом архитектор, казалось бы, не поступился ни чистотой композиционной схемы, ни логикой организации современного жилища. Дом состоит из экономичных секций с восемью квартирами на каждом этаже: квартиры в две и три комнаты имеют удобную планировку с функциональным зонированием, заботливо продуманный интерьер. Для имитации массивного каменного карниза высотой 180 см использованы тонкие железобетонные скорлупы, потребовавшие довольно сложных устройств для уравновешивания большого выноса и надежного закрепления. Главное, однако, заключалось в том, что в сочетании с этим благородным декором стало невозможным использовать любые формы стандартизации, а следовательно, индустриальные методы строительства.

В 1952 г. на Смоленской площади закончен второй дом, проект которого исполнен еще до войны. В угловой его части, обращенной в сторону Арбата, предполагалось разместить вестибюль метро. Отсюда возникла идея асимметричности композиции. Ее ориентация на вход в метро подчеркнута стройной башней со сложным завершением, замыкающей перспективу большого отрезка Садового кольца Эту направленность поддерживает все ритмическое построение фасада, горизонтальные членения которого схожи с домом на Калужской. Декоративные пятна на верхней части фасада размещены не равномерно, а сгущаясь к «главному» углу дома интервал между ними сокращается от восьми до пяти межоконных расстояний. Массивный главный карниз, подводящий к башне, обрывается, не доходя до противоположного торца дома. Его сменяет имитация легкого деревянного карниза. Смещена в сторону Арбата и проездная арка, ведущая во внутренний двор. По внутренней планировке дом этот повторяет предшествующую постройку.

Третий дом, сооруженный по проекту Жолтовского на проспекте Мира, 184 (1951 —1957), имеет более сложное объемное построение — основной 11-этажный корпус отодвинут от линии проспекта восьмиэтажными ризалитами на флангах. Лестницы с большими холлами, расположенные на торцах, связаны сквозным коридором, ведущим к квартирам. Облик дома от других построек Жолтовского отличают меньшая монументализация, интимность, легкость. Этим зодчий стремился ответить на особенности ситуации — дом находится близ зеленых массивов ВДНХ.

Произведениям Жолтовского много подражали. Однако если работам подражателей присущи все те противоречия, которые есть в творчестве мастера, то ни их гармоничностью, ни совершенством прорисовки деталей они не обладают. Примером может служить дом № 29—31 на проспекте Мира (архитектор П. Скокан, 1951), где совмещены все атрибуты «стиля Жолтовского», но композиция в целом назойлива и дисгармонична (равно как не отличается достоинствами и внутренняя планировка). Усложнение схемы многоэтажного дома, выработанной Жолтовским, приводило, как правило, к снижению чистоты и ясности композиции и вместе с тем к появлению различных несуразностей в конструктивной схеме и функциональной организации. Так случилось, например, с домом № 4/22 по набережной Максима Горького (1955, архитектор М. Синявский), где введено силуэтное завершение 11-этажного корпуса лоджией-колоннадой с широким стилобатом и башенкой наверху.

Целостностью характера, идущего от традиций русского классицизма, подкупает семиэтажный дом № 9а на Ленинградском проспекте (1950, архитектор А. Рочегов). Крупный ритм фасада организован здесь системой эркеров. Архитекторы Л Руднев, В. Мунц и В. Асе в доме № 28—30 на Садовой-Кудринской (1947) стремились к романтизированной монументальности, отталкиваясь от прообразов древнерусской архитектуры.

В конце 40-х годов, однако, «украшение архитектуры архитектурой» не всегда сдерживалось какой-то определенной художественной системой. Логика самодовлеющего решения фасада жилого дома как декорации, не связанной внутренней структурой здания, вела с неизбежностью к тому, что критерии выбора формальных элементов как-то размывались. Обращение к традиции олицетворялось прямым переносом фрагментов и деталей из самых различных источников и вне связи с композиционной системой целого. Все большее нагнетание декоративных элементов, все большие поверхности гранитных облицовок отмечали развитие по этому пути. Помпезность фасадов в какой-то мере проецировалась и на интерьер. И появлялись квартиры с парадными анфиладами помещений большой площади, что противоречило реальным потребностям времени и вело в конечном счете лишь к расширению покомнатного заселения квартир. Примерами воплощения этой тенденции могут служить высоко оцененные в свое время дома на Садовой-Триумфальной, 4—10 (1949, архитекторы 3. Розенфельд и А. Сурис), и на улице Чкалова, 46—58 (1949, архитектор Е. Рыбицкий).

Но в те же годы начиналось и развитие московского крупнопанельного домостроения. В 1947 г. на Соколиной горе построен первый четырехэтажный каркасно-панельный дом с внутренним металлическим каркасом и ограждающими конструкциями из крупных железобетонных элементов (авторы проекта — Г. Кузнецов, Б. Смирнов, Н. Морозов и другие). Годом позже на Хорошевском шоссе начаты строительством восемь четырехэтажных домов, где уже использовался железобетонный каркас.(архитекторы М. Посохин, А. Мндоянц, инженер В. Лагутенко), а в 1952—1956 гг. на 6-й улице Октябрьского поля (ныне улица Маршала Бирюзова) собран первый бескаркасный крупнопанельный дом (архитекторы Л. Врангель, 3. Нестерова, Н. Остерман, инженеры Г. Кузнецов, Б. Смирнов, Ш Акбулатов). Эти первенцы не были впечатляющими. Их планировка, предопределенная очень жесткими рамками еще не отработанной конструкции, несовершенна, их облик схематизированно и обедненно воспроизводит привычный характер кирпичного дома или определяется суммой одинаковых, механически сложенных прямоугольников панелей. Однако уже эти эксперименты подтвердили, во-первых, что методы индустриального строительства могут обеспечить ставшее необходимым решительное увеличение темпа прироста жилищного фонда и, во-вторых, что для реализации такой возможности нужно коренным образом менять методы проектирования и строительства. Эффективность крупнопанельного домостроения могла быть обеспечена только всеобъемлющей стандартизацией, сводящей до разумно ограниченных величин число типов элементов, изготавливаемых на заводах. С другой же стороны — метод стандартизации должен быть достаточно гибок, чтобы обеспечить разнообразие построек, отвечающее разнообразию требований — в том числе и эстетической организации городской среды. Это уже переводило проблему стандарта из плоскости проблем инженерно-конструктивных в число проблем архитектурных.

Нельзя, не упомянуть и о поисках типа крупнопанельного дома, которые вел И. Жолтовский. Сущность его идеи — разделение элементов сборной постройки на две категории. Одна — предельно простые, сведенные к немногим типам элементы, производимые массовыми тиражами. Из них должна была монтироваться конструктивно-планировочная основа дома. Вторая категория — выпускаемые малыми тиражами дополнительные элементы, индивидуальные по своему характеру. Сочетание тех и других позволило бы создавать постройки, разнообразные по планировке и облику. Доля дополнительных элементов в общем объеме невелика, но их роль в композиции, как показывают эскизы Жолтовского, могла стать решающей для общей характеристики зданий. Из них должны были формироваться венчающие части построек и первые нежилые этажи. В контрасте с их детализацией и сильной пластикой суровую силу обретали глади стен, собранные из рядовых панелей. Идея эта не была реализована, но подобные методы стали через два с лишним десятилетия вновь предлагаться как средство преодоления монотонности застройки жилых массивов. Традиционалист Жолтовский в начале 1950-х годов оказался одним из тех, кто видел верную перспективу массового строительства.

Однако сложившаяся направленность развития жилищной архитектуры тех лет (да и архитектуры в целом), с ее историзмом, предпочтением уникального перед массовым и индивидуального перед типизированным, находилась в непримиримом противоречии с новыми требованиями. Разрыв этот не сокращался — напротив, композиционные поиски вели к решениям все более сложным, все менее поддающимся ограничениям стандарта. Тем самым не только исключался значительный рост полносборного домостроения, выход его за пределы ограниченных экспериментов, но и та частичная сборность, которая ускоряла темпы роста традиционного строительства (использование сборных перекрытий, например), стала наталкиваться на большие трудности. Обострившееся противоречие не было только технической проблемой. Его осмысление заставляло усомниться в правомерности принятых в то время принципов формообразования и правильности установившегося подхода к решению социальных задач архитектуры, при котором приоритет отдавался парадному оформлению магистралей.

Обращение к проблеме ансамбля и культурным традициям прошлого в начале 30-х годов определялось очевидными потребностями развития города и тенденциями массового сознания. Оно не только не препятствовало развитию материально-технической базы строительства, но даже и снимало некоторые противоречия между нею и формообразованием в архитектуре. Однако тот поворот направленности архитектурного творчества, который произошел в послевоенные годы, изменил многое. Это не было отмечено сразу. Но уже в начале 50-х годов стало очевидно, что необходимы решительные изменения. Дискуссии завершились Всесоюзным совещанием по строительству в ноябре 1954 г., на котором были резко осуждены противоречия архитектурной практики. Началась перестройка архитектурно-проектного дела, отношений между архитектором и строителями, творческой направленности архитектуры. С 1955 г. советская архитектура вступила в новый этап своего развития.